У истоков адыгского просветительства стоял также выдающийся общественный деятель и поборник просвещения своего народа Шора Бекмурзович Ногмов. Историк, филолог, поэт, он внес неоценимый вклад в культуру адыгов. Окончив в Дагестане духовную школу и получив должность муллы, он отказался от материально обеспеченной жизни и поступил на службу в русскую армию. К такому шагу его побудило стремление посвятить себя просветительской деятельности, наукам и поэтическому творчеству. В те времена служба в русской армии была единственным путем к достижению этих целей. Но для этого нужно было не только желание, но и способности. А Ногмов был исключительно одаренным человеком, обладал пытливым и недюжинным умом, был широко образован для своего времени. Это отмечал еще поэт пушкинской поры С. Д. Нечаев,, встречавшийся с ним на Горячих водах в 1825 г. По его словам, Ногмов был «одарен счастливыми способностями», кроме того, «владел арабским, турецким, персидским, русским и. абазинским языками». Образованность Ногмова, знание им многих языков привлекли к нему внимание командования Кавказской линии, которое использует его сначала в качестве переводчика, а затем в 1824 г. назначает полковым писарем. Уже в эти годы Ногмов замышляет свои филологические труды. По этому поводу С. Д. Нечаев пишет: «...со дня введения магометанства черкесы пишут на своем языке арабскими буквами. Недостаток их для выражения всех звуков языка черкесского... заставляет желать, чтобы для кабардинских племен изобретена была особая азбука. Один из их узденей... известный всем приезжим Шора намеревался представить правительству опыт таковой азбуки для напечатания... По издании азбуки, он хотел заняться правилами грамматическими». В 1828 г. Ногмова направляют в крепость Нальчик, где он преподает русский и турецкий языки в аманатской школе. По словам первого биографа Ногмова, известного кавказоведа П. А. Берже, «обязанность эту он выполнял с необыкновенным усердием и успехом».С 1830-го по 1835 г. Ногмов находился в Петербурге, где служил оруженосцем в Кавказско-горском полуэскадроне. Принимая участие в польском походе, был награжден и произведен в первый офицерский чин - корнеты. В это же время он работает над грамматикой родного языка. «По приезде в Петербург -на службу,- пишет он,- во мне с большей силой пробудилось давнишнее желание - написать грамматику, и я все часы, свободные от службы, начал посвящать изучению русского языка и его грамматики».В столице Ногмов познакомился с известным французским ученым-востоковедом, членом-корреспондентом Российской Академии наук, профессором Шармуа, заведовавшим кафедрой персидского языка в Петербургском университете. Занятия с Ногмовым вызвали большой интерес у последнего к кабардинскому языку: возвращаясь в 1835 г. во Францию, он взял один экземпляр рукописи Ногмова, чтобы издать ее в Париже.Вскоре Ногмов был переведен в чине поручика по кавалерии в Отдельный Кавказский корпус, дислоцировавшийся в Тифлисе. Здесь его консультантом стал академикА. Шегрен. В 1838 г. Ногмов принимает должность секретаря, Кабардинского временного суда. И на этой службе он продолжал свою научную деятельность, собирал материалы для «Истории адыхейского народа». Кроме того, служба здесь дала ему возможность заниматься конкретными проблемами просвещения народа. Так, исследователи Ногмова связывают с его именем ходатайство об открытии в Нальчике училища, о преподавании в нем кабардинского языка. Об этом свидетельствует составленный на основе прошения рапорт полковника Рассильона на имя начальника центра Кавказской линии: «Наиважнейшей целью преподавания в училище будет со временем обучение кабардинскому языку, когда приведутся в порядок и окончатся труды Шоры Бекмурзина, занимающегося составлением письма и грамматики кабардинского языка. Кабардинский Временный суд сообразно с этой целью просил послать его в С.-Петербург на казенный счет для усовершенствования в науках». Работая секретарем Кабардинского временного суда, Ногмов сделал много полезного для своего народа. Через это учреждение подбирались кандидаты в петербургская военные заведения, Кавказско-горский полуэскадрон. От его мнения зависело решение тех или иных вопросов. Он оказывал помощь крестьянам, выступал в их защиту, ограждал их от произвола феодалов. Он заботился о развитии экономики родного края, внедрении в хозяйство русских передовых методов земледелия, новых сельскохозяйственных культур. Ногмов добивался отправки в русские города крестьянских детей для обучения различным ремеслам; в одном из рапортов отмечено: «В заключение имею честь присовокупить, что касательно посылки мальчиков из черного народа для обучения в России мастерствам, нащет коих благоугодно было командующему войска-. ми согласиться, суд определил послать 15 мальчиков в Россию. Кабардинцы желают обучать их предпочтительно плотничьему, столярному и токарному мастерствам, деланию печей, кузнечному мастерству, искусству ткать шерсть и холст». В 1841 г. Ногмов предпринимает попытку открыть начальную школу с преподаванием в ней кабардинского и русского языков. Однако ему не удается добиться желаемого.В 1837 г. Ногмов, завершив первый вариант грамматики кабардинского языка - на русской графике, представил се наместнику Кавказа для опубликования, но она не была напечатана. В 1840 г. он создает второй вариант этой грамматики и отсылает ее Шегрену. После рецензии последнего Ногмов дорабатывает свой труд; кроме того, меняет русскую графику на арабскую. Исследователи по-разному объясняют перемену графики на арабскую: одни считают, что это было сделано под нажимом служителей ислама, другие - что это было следствием более широкого распространения в то время арабского языка.Кроме «Грамматики», Ногмов составил «Кабардино-русский словарь», вобравший в себя более четырех тысяч слов.Серьезное внимание уделял также сбору национального-фольклора и работе над «Историей адыхейского народа». В 1844 г., подготовив к изданию свои труды, Ногмов прибыл в Петербург для их обсуждения в Российской Академии наук. Но, не успев сделать этого, скоропостижна скончался.Широкую известность еще в дореволюционное время принесла Ногмову «История адыхейского народа». Она вошла в научный оборот в качестве важнейшего источника по истории и этнографии адыгов потому, что в ней содержались неизвестные и денные исторические, археологические, этнографические и фольклорные материалы. Это была первая опубликованная история адыгов, что дало основание исследователям сравнить Ногмова с автором «Начальной летописи» русского народа и назвать его Нестором адыгского народа. Первоначально труд Ногмова был опубликован отдельными отрывками под названием «О Кабарде» в газетах «Закавказский вестник» (1847) и «Кавказ» (1849), в полком же объеме он издавался в 1861 г. (издатель А. Берже) и в 1891 г. (издатель Ерустан, сын Ногмова). «История» Ногмова вышла и в Лейпциге на немецком языке в 1866 г. Сочинение Ногмова написано на основе народных исторических песен и преданий, пословиц, поговорок и других фольклорных материалов с привлечением печатных источников из «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина, трудов античных, турецких и арабских авторов, а также сведений, почерпнутых из русских летописей. Оно охватывает большой исторический период - с древнейших времен и до начала XIX в. Повествуя о том, как создавался этот труд и какие просветительские цели им преследовались, Ногмов в предисловии отмечает: «Имев часто случай участвовать в общественных беседах, я с жадностью слушал повествования наших стариков и с течением времени успел собрать множество слышанных от них преданий и песен. Хорошо знакомый с языками: арабским, турецким и русским, я разобрал их в отношении к историческим фактам и расположил в хронологическом порядке. При этом я перевел некоторые песни на русский язык, придерживаясь буквально их смысла, сколько это было возможно при свойствах обоих языков. Из всего собранного мною мне удалось составить хотя краткую, но довольно ясную картину минувшей жизни адыхейского народа, и если я решился на этот труд, то единственно из искреннего желания приохотить моих соотечественников к умственным занятиям на поприще науки, которая одна в состоянии показать им :все выгоды просвещения и образования». В «Истории» Ногмова прослеживается процесс этнического формирования адыгского народа, повествуется о его жизни и борьбе за независимость, политическом строе, общественном и семейном быте, материальной и духовной культуре, исторических контактах с другими народами, и особенно с русским. Ногмов, просветитель раннего периода, не отрицает феодальную систему в целом, он лишь за ее гуманизацию. Он против дикости и варварства, свойственных феодализму, за цивилизованные общественные отношения, за высоконравственность господствующего класса феодалов. Ногмов относится к народу с сочувствием и уважением, но все же считает, что высшую власть должны осуществлять князья. Но интересно отметить и такое противоречие концепции верховной власти у Ногмова: разделяя адыгские племена на аристократические, в которых правят князья, и демократические во главе с народными старшинами, он приходит к выводу, что последние достигли лучших результатов з своем общественном развитии и материальном благосостоянии. В качестве положительного примера служат шапсуги, «главная выгода» которых, по его словам, состояла в том, «что они никогда не разделялись на малые владения или княжества, а потому и живут всегда в общем союзе».Ногмов считает, что поскольку в руках князей судьба народа, то они должны обладать не только всеми данными государственного деятеля, но и высокими нравственными качествами. Свой идеал главы народа он воплощает в Темрюке Идарове, и этот идеал служит ему ориентиром при оценке деятельности других адыгских предводителей, которых он делит на хороших и плохих. Оценивая современную ему действительность, Ногмов приходит к выводу, что единственным и могучим средством преобразования существующего общественного строя на прогрессивных началах, улучшения экономического положения народа, поднятия его культуры, нравственного усовершенствования является широкое развитие просвещения.Существенное внимание в «Истории» уделено критике особенностей феодально-патриархального общественного строя, обычаев, традиций, препятствующих прогрессивному развитию народа, таким, как феодальная раздробленность, междоусобные распри, обычай кровной мести, бесправное положение крестьян, невежество, фанатизм. И тут главное внимание обращено на феодальную раздробленность и междоусобицы, в которых автор видит главный бич всех бедствий народа. Ногмов приводит многочисленные примеры, свидетельствующие о том, какими разорительными для народа были феодальные распри, как они ослабляли страну, делали ее доступной для нашествий различных чужеземцев. «Адыхейские князья,- пишет он,- к общему вреду своего народа, управляли своим участком независимо... Междоусобия князей много способствовали успехам внешних врагов. Сами князья были причиной бедствий своей родины, спор за право владения никогда не прекращался. Не находя достаточных сил в земле своей, они призывали чужие племена и под предлогом, что отыскивают законное достояние, предавали свою землю на разграбление иноплеменников». Особую ненависть у Ногмова вызывают князья, изменившие родине. Так, он подробно описывает борьбу кабардинского народа против князя Кашкао, который «опасаясь справедливой мести, удалился из отечества к чуждым племенам и долгое время разорял с ними Кабарду». «В эту эпоху, - продолжает он, - Кабарда представляла вид рассеянного воинского стана, где каждый, ополчаясь, охранял свое имущество вооруженной рукой». При этом отмечается и предательское поведение мусульманского духовенства, использовавшего критическую ситуацию в своих интересах. «Магометанское духовенство,- пишет Ногмов,- спешило воспользоваться тягостным положением кабардинцев, дабы обратить их к исламизму, не щадя при этом ни обещаний, ни подарков. Уже была- близка минута решительного перелома, с наступлением коего, вероятно, исчезла бы и политическая самобытность Кабарды». И в этот тяжелый момент кабардинцы обращаются за поддержкой к другим горцам, с помощью которых отстаивают свою свободу.Осуждая князей, подвергавших разорению родину из-за своих амбиций и притязаний, Ногмов в то же время восхваляет ее мужественных защитников, при этом независимо от социальной принадлежности. Среди героев не только патриотически настроенные князья, но и крестьяне, в частности Машуко, выступивший со своими сподвижниками против крымских насильников.Значительное место отводится борьбе против чужеземного порабощения, и особенно против крымско-турецкой экспансии. На основе многочисленных фактов раскрывается жестокая и вероломная политика турецких султанов и крымских ханов против адыгского народа. Много страниц «Истории» посвящено присоединению адыгов к России. При этом, как это будет характерно для всех последующих просветителей, подчеркивается добровольность этого исторического акта. Главенствующая роль в деле сближения адыгов с Россией отводится Темрюку Идарову, «лучшему из князей наших», который «искал союза с русскими» против врагов своей земли и с «некоторыми кабардинскими князьями дал присягу верности русскому царю Иоанну Васильевичу и обязался помочь ему в войнах с султаном и Тавридою» (Крымом). В «Истории» Ногмова заметна некоторая идеализация исторического прошлого, что станет характерной чертой мировоззренческих устремлений и последующих просветителей. Восхваление прошлого у Ногмова вызвано, во-первых, стремлением поднять авторитет народа как в собственных глазах, так и у русской общественности; во-вторых, создать некий идеал в противовес неприемлемой действительности.Сочинение Ногмова написано в жанре художественной историографии. Литературность ему придают не только живописно пересказываемые фольклорные сюжеты, но и сочетание делового стиля с художественным повествованием. Традиции художественной историографии, идущие от древнегреческого историка Геродота, сохраняются и в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина, на которую опирался Ногмов. Литературные черты «Истории» Ногмова объясняются и тем, что он был поэтом, что не могло не отразиться на повествовательном стиле его труда. «История» Ногмова - поэтическая энциклопедия адыгского народа, содержащая обширную картину его исторического прошлого. Однако научную ценность этого труда снижает не всегда критическое отношение автора к народным преданиям, нередко ассоциативное трактование фольклорных источников. Это связано с тем, что Ногмов не имел специальной подготовки и не всегда мог дать научную оценку используемым фольклорным материалам. В свою очередь, такие «промахи», по словам известного кавказоведа прошлого века В. Б. Пфафа, «весьма естественны, так как труд Ногмова заключает в себе первый опыт обработки истории адыхейского народа».«История» Ногмова - одно из ярких, выдающихся явлений в культурном наследии адыгов. Оно обратило на себя внимание еще русской дореволюционной науки. Приведенные Ногмовым древние предания о поединке адыгского богатыря Редеди с тмутараканским князем, о взаимоотношениях яссов с Тмутараканью были использованы русским историком М. П. Погодиным в качестве еще одного свидетельства достоверности древнерусских летописных известий. В 1850 г. в журнале «Москвитянин» (ч. 1, кн. 2) М. П. Погодин перепечатал соответствующую часть «Истории» Ногмова под заголовком «Предания адыхейцев, не бесполезные для истории России». Сообщенные Ногмовым предания о древнерусских князьях Святославе, Мстиславе и Тмутараканском княжестве привлекли внимание и другого русского ученого - П. Г. Буткова, который опубликовал статью «Вести черкеса о князьях русских Святославе и Мстиславе» в петербургской газете «Северная пчела» (1850, № 99). Труд Ногмова продолжает вызывать интерес и в наши дни как источник ценного фактического материала, народных легенд и песен, зафиксированных только Ногмовым, как один из первых опытов исторического сочинения в национальной историографии.Такую же большую ценность представляет и «Грамматика» Ногмова. Она единственный источник, зафиксировавший формы и звуки кабардинского языка, существовавшего в первой половине XIX в., а также слова, ставшие архаизмами. Таким образом, и этот труд Ногмова, дающий возможность проследить историческое развитие кабардинского языка за прошедшие полтора столетия, служит важным и незаменимым подспорьем для ученых-кавказоведов, и прежде всего лингвистов.Научная деятельность Ногмова сочеталась с литературным творчеством. Талант Ногмова - художника слова проявился в создании своей оригинальной поэзии, переводах с других языков- арабского, турецкого и русского; поэтическая натура ученого наложила печать на его труды. Поэтическое наследие просветителя утеряно за исключением одного стихотворения-здравицы, сочиненного им в честь творческого сотрудничества с академиком А. Шегреном. Но о том, что Ногмов занимался поэзией, свидетельствуют его современники. Вышеупомянутый С. Д. Нечаев вспоминает, что «он (Ногмов) сочиняет иногда небольшие поэмы, которые не может распространить между соотечественниками иначе как через изустное предание и медленное изучение на память». Здесь же он упоминает о Ногмове как о переводчике. «Ногмов,- пишет,- по издании азбуки хотел заняться переводами с арабского разных нравственных книг для чтения». Об -этом свидетельствует и академик А. Шегрен: «Песня еще и теперь в большом почете у черкесов, а Ногмов - сам страстный поэт, так что он занимается у меня большею частью стихами, отчасти собственного произведения, отчасти переводами с русского». А. П. Берже, первый биограф Ногмова, также писал, что «Ногмов в Петербурге занимался переводами с арабского языка на русский». Он же свидетельствует о знакомстве Ногмова с А. С. Пушкиным и их творческом общении. «Рассказывают,- пишет он,- еще некоторые кабардинцы, лично знавшие его, что он познакомился с Пушкиным во время бытности его в Пятигорске, что Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий и что поэт в свою очередь исправлял Ногмову перевод песен с адыгейского языка на русский».Увлеченность Ногмова поэзией сказалась и на принципах отбора им фольклорных произведений. Известный ногмовед Г. Ф. Турчанинов отмечает, что «Ногмов, обладая тонким чутьем поэта и незаурядным талантом филолога и историка, отобрал из сокровищницы устного народного творчества в значительной мере цельные, богатые по содержанию и языку произведения». О литературном даровании Ногмова говорят и его предисловия к «Начальным правилам адыгейской грамматики» и к «Истории адыхейского народа», являющиеся яркими образцами художественной публицистики.Ногмов был истинным патриотом своего народа. Его величие, понимание всенародной пользы просвещения, распространения научных знаний, чему он посвятил всю свою жизнь, ясно раскрыто в его предисловии к «Грамматике». «С огорчением должен признаться,- писал он,- что соотечественники мои до сих пор не только не имеют никакой письменности, даже никакой грамоты; при начатии труда моего сердечное убеждение говорило мне, что придет время, когда в душе грубого горца вспыхнет чудное чувство - светильник жизни - любовь к знанию, ударит и для нас час, когда мы все примемся за грамоту, книги и письмо. Для этого-то времени составлен этот труд, труд многих лет, забытый, быть может преображенный, он некогда пробудит благодарное воспоминание потомства учащегося. То же убеждение, которое в 30 лет дало мне силы и решимость учиться русскому языку, дабы хоть несколько понятно выразить мои мысли, которое поддерживало меня до конца заниматься небывалым делом, говорило мне, что недолго осталось до сего счастливого времени. Я не доживу, не увижу, быть может, этой сладкой минуты, когда родина моя оставит все то, что отделяет ее от людей просвещенных, когда обратится она к добру и познанию! О! Тогда как много душа моя почувствует сладостных ощущений! <...> Я сделал сколько мог и старался сделать сколь возможно лучше. Молю Провидение и единого Бога, чтобы явился мне последователь в любви к родному языку...» |