Окончив в Дагестане духовную школу, Н. отказал­ся от сана муллы и поступил на службу в русскую армию. К такому шагу его побу­дило решение посвятить себя наукам, про­светительской деятельности. В то время служба в русской армии была единствен­ным путем к достижению этих целей. Но для этого нужны были не только желание, но и способности. Н. же обладал пытли­вым и недюжинным умом, был хорошо об­разован для своего времени. Об этом свидетельствует поэт пушкинской поры С. Д. Нечаев, встречавшийся с ним на Горячих водах в 1825 г.

 По его словам, Н. был «одарен счастливыми способнос­тями», «владел арабским, турецким, пер­сидским, русским и абадзинским языка­ми». (С. Нечаев. Отрывки... С. 26). Обра­зованность Н., знание им многих языков привлекли к нему внимание командования Кавказской линии, которое использует его сначала в качестве переводчика, а затем, в 1824 г., назначает полковым писарем. Уже в эти годы Н. замышляет свои «фи­лологические труды»... «Со дня введения магометанства,- отмечает С. Д. Нечаев,- черкесы пишут на своем языке арабскими буквами. Недостаток их для выражения всех звуков языка черкесского... застав­ляет желать, чтобы для кабардинских пле­мен изобретена была особая азбука. Один из их узденей... известный всем приезжим Шора намеревался представить правитель­ству опыт таковой азбуки для напечатания... По издании азбуки он хотел занять­ся правилами грамматическими» (Там же).

В 1828 г. Н. направляют в крепость Наль­чик, где он преподает русский и турецкий языки в аманатской школе. По словам пер­вого биографа Н., известного кавказоведа А. П. Берже, «обязанность эту он выпол­нял с необыкновенным усердием и успе­хом» (А. П. Берже. Предисловие... С. 5).

С 1830-го по 1835 г. Н. находился в Пе­тербурге, где служил в Кавказско-горском полуэскадроне. Принимал участие в поль­ском походе, был награжден и произведен в первый офицерский чин - корнеты. В это же время он приступает к работе над грам­матикой родного языка. «По приезде в Пе­тербург на службу,- пишет он,- во мне с большей силой пробудилось давнишнее желание - написать грамматику, и я все часы, свободные от службы, начал посвя­щать изучению русского языка и его грам­матики» (Предисловие к «Грамматике»).

В столице Н. встречается с известным французским ученым-востоковедом, чле­ном-корреспондентом Российской акаде­мии наук, профессором Шармуа, заведо­вавшим кафедрой персидского языка в Пе­тербургском университете. Занятия с Н. вызвали у него большой интерес к кабар­динскому языку: возвращаясь в 1835 г. во Францию, он взял один экземпляр руко­писи Н., чтобы издать ее в Париже.

В 1836 г. Н. был переведен в чине по­ручика по кавалерии в Отдельный кавказ­ский корпус, дислоцировавшийся в Тиф­лисе. Здесь его научным консультантом стал академик А. Шегрен.

В 1838 г. Н. принимает должность сек­ретаря Кабардинского Временного суда. И на этой службе он продолжает заниматься проблемами просвещения народа - раз­работкой грамматики родного языка, со­ставлением «Кабардино-русского слова­ря» и «Истории адыхейского народа». Пос­ле завершения своих научных работ Н. намеревался открыть в Нальчике учили­ще с преподаванием на родном языке.

Работая секретарем Кабардинского Вре­менного суда, Н. сделал много полезного для своего народа. Через это учреждение с его участием подбирались кандидаты в петербургские военные заведения, в конвой царя - Кавказско-горский полуэскадрон, отправлялись в русские города кресть­янские дети для обучения различным ре­меслам. Н. оказывал помощь крестьянам, выступал в их защиту, ограждал их от про­извола феодалов. Он заботился о разви­тии экономики родного края, внедрении в хозяйство русских передовых методов зем­леделия, новых сельскохозяйственных куль­тур. В 1840 г. Н. завершил свой труд - «На­чальные правила адыхейской граммати­ки». Это была первая в истории адыгов разработка грамматики их родного языка. Н. придавал важное значение своей рабо­те в деле сближения адыгов с русским народом. «Цель моя будет достигнута,- писал он,- если мои соотечественники нач­нут изучать адыгейский язык и русский... (и) ... русские обратят также внимание на наш язык, обильный, древний, европейцам не известный, представляющий богатую жатву для филологии... и истории» (Сб. до­кументации... С. 85). Немного позже Н. за­вершает «Кабардино-русский словарь», вобравший более четырех тысяч слов, и «Историю адыхейского народа».

В 1844 г., подготовив к изданию свои труды, Н. прибыл в Петербург для их об­суждения в Российской академии наук. Но, не успев сделать этого, скоропостижно скончался.

Широкую известность еще в середине XIX в. принесла Н. «История адыхейского народа». Это была первая письменная ис­тория адыгов, что дало основание иссле­дователям сравнить Н. с автором «Началь­ной летописи» русского народа и назвать его адыгским Нестором.

Первоначально труд Н. был опублико­ван в отдельных отрывках под названием «О Кабарде» в газетах «Закавказский ве­стник» (1847) и «Кавказ» (1849), в полном же объеме он издавался в 1861 г. (изда­тель А. Берже) и в 1891 гг. (издатель Ерустам, сын Ногмова). «История...» Ногмова вышла и в Лейпциге на немецком языке в 1866 г.

Сочинение Н. написано на основе на­родных исторических песен и преданий, пословиц, поговорок и других фольклор­ных материалов с привлечением печатных источников из «Истории государства Рос­сийского» Н. М. Карамзина, трудов антич­ных, турецких и арабских авторов, а также сведений, почерпнутых из русских лето­писей. Оно охватывает большой истори­ческий период - с древнейших времен до начала XIX в. Повествуя о том, как созда­вался этот труд и какие просветительские цели им преследовались, Н. в предисловии отмечает: «Имев часто случай участво­вать в общественных беседах, я с жадно­стью слушал повествования наших стари­ков и с течением времени успел собрать множество слышанных от них преданий и песен. Хорошо знакомый с языками: араб­ским, турецким и русским, я разработал их в отношении к историческим фактам и рас­положил в хронологическом порядке. При этом я перевел некоторые песни на рус­ский язык, придерживаясь буквально их смысла, сколько это было возможно при свойствах обоих языков. Из всего собран­ного мною мне удалось составить краткую, но довольно ясную картину минувшей жиз­ни адыхейского народа, и если я решился на этот труд, то единственно из искренне­го желания приохотить моих соотечествен­ников к умственным занятиям на поприще науки, которая одна в состоянии показать им все выгоды просвещения и образова­ния».

В «Истории...» прослеживается процесс этнического формирования адыгского на­рода, повествуется о его жизни и борьбе за независимость, политическом положе­нии, общественном и семейном быте, ма­териальной и духовной культуре, истори­ческих контактах с другими народами, в том числе с русским. Здесь же Н. выска­зывает свои просветительские взгляды.

Н., просветитель раннего периода, не отрицает феодальной системы в целом, он лишь за ее гуманизацию. Н. против дико­сти и варварства, свойственных феодализ­му, он за цивилизованные общественные отношения, за высокую нравственность господствующего класса. Н. относится к народу с сочувствием, но все же считает, что высшую власть должны осуществлять князья. Поскольку в их руках судьба на­рода, они должны обладать не только спо­собностями государственных деятелей, но и высокими нравственными качествами. Свой идеал главы народа он видит в Темрюке Идарове, и этот идеал служит ему ориентиром при оценке деятельности других адыгских предводителей, которых он де­лит на хороших и плохих. Критически оце­нивая прошлое и современное, Н. прихо­дит к выводу, что единственным и могучим средством преобразования существующе­го общественного строя на прогрессивных началах, улучшения экономического поло­жения народа, поднятия его культуры, нрав­ственного усовершенствования является широкое распространение просвещения.

Существенное внимание в «Истории» уде­лено критике феодально-патриархальных структур общественного строя, обычаев, традиций, препятствующих прогрессивно­му развитию народа, таким/как феодаль­ная раздробленность, междоусобные рас­при, обычай кровной мести, бесправное положение крестьян, невежество, фана­тизм. И тут главное внимание обращено на феодальную раздробленность и междо­усобицы, в которых автор видит главный бич всех бедствий народа. Н. приводит многочисленные примеры, свидетельству­ющие о том, какими разорительными для народа были феодальные распри, как они ослабляли страну, делали ее доступной для нашествий различных чужеземцев.

Осуждая князей, подвергавших роди­ну разорению из-за своих амбиций и при­тязаний, Н. в то же время восхваляет ее мужественных защитников, независимо от социальной принадлежности. Среди геро­ев не только патриотически настроенные князья, но и крестьяне, в частности, Машуко, выступавший со своими сподвиж­никами против крымских насильников.

Значительное место в «Истории» отво­дится борьбе против чужеземного порабо­щения и особенно против крымско-турец­кой экспансии. На многочисленных фактах раскрывается жестокая и вероломная по­литика турецких султанов и крымских ха­нов против адыгского народа. Много страниц «Истории» посвящено присоединению адыгов к России. При этом подчеркивает­ся добровольность этого исторического акта. Главенствующая роль в деле сбли­жения адыгов с Россией отводится Темрюку Идарову, «лучшему из князей на­ших», который «искал союза с русскими» против врагов своей земли и с «некоторы­ми кабардинскими князьями дал присягу верности русскому царю Иоанну Василь­евичу и обязался помочь ему в войнах с, султаном и Тавридою» (Крымом).

В «Истории» заметна некоторая идеа­лизация исторического прошлого, что ста­нет характерной чертой мировоззренческих позиций и последующих просветителей. Восхваление прошлого у Н. вызвано, во-первых, стремлением поднять авторитет народа как в собственных глазах, так и у русской общественности; во-вторых, со­здать некий идеал в противовес далеко не идеальной действительности.

Сочинение Н. написано в жанре худо­жественной историографии. Его литератур­но-художественные черты обусловлены прежде всего тем, что адыгский историк опирался на традиции, заложенные отцом истории Геродотом и блестяще развитые Н. М. Карамзиным. От этой творческой ориентации - придание своей работе черт, присущих трудам классиков европейской историографии, оказавшихся на стыке на­учного сочинения и художественной лите­ратуры. Занимательность, живость и кра­сочность повествования, рельефность об­разов в сочетании с обстоятельностью изложения, выводов и обобщений, т. е. черты, свойственные «Истории государст­ва Российского» Н. М. Карамзина, харак­терны и для «Истории» Н. Однако, отталки­ваясь от опыта своего предшественника, Н. выработал свой собственный повество­вательный стиль. В подходе к событиям и обрисовке исторических личностей Н. чуж­ды карамзиновские чувствительность и форсированная патетичность. Повествова­тельный стиль Н. строг и рост, но емок и выразителен.

Черты литературности «Истории» прида­ет и лежащий в ее основе фольклорный материал, который Н. пересказывает в сво­ем собственном образно-художественном видении. В литературной обработке фольк­лора и проявляется мастерство Н.- рассказчика, сочетающего повествователь­ные особенности и художественно-поэти­ческое своеобразие исторического эпоса со своим собственным стилем образно-художественного изображения сцен реша­ющих боев, картин жизни и национально­го быта, биографий исторических деятелей. Он добивается стройности повествования, четких, чеканных формулировок, строго последовательного, аргументированно-ло­гического развития своих мыслей. Мастер­ски воссоздаются образы исторических деятелей, при этом используется плутарховский художественный метод, ставший традиционным для последующих поколе­ний, в том числе и для Н. М. Карамзина, т. е. создание целостного и выпуклого об­раза с помощью мозаики мелких штрихов, «проявлений души». Как и Плутарх, затем и Н. М. Карамзин, Н. преследует назида­тельную цель - показать достойные образ­цы поведения; моральные качества исто­рических деятелей, строгую добродетель и простоту нравов, героизм, преданность родине; жизнеописание сопровождается морализирующими размышлениями.

«История» Н. обратила на себя внима­ние русской дореволюционной науки. Приве­денные им древние предания о поединке адыгского богатыря Редеди с тмутараканским князем, о взаимоотношениях яссов с Тмутараканью были использованы рус­ским историком М. П. Погодиным в каче­стве еще одного свидетельства достовер­ности древнерусских летописных известий. В 1850 г. в журнале «Москвитянин» (ч. I, кн. II) М. П. Погодин перепечатал соответ­ствующую часть «Истории» Н. под заго­ловком «Предания адыхейцев, небеспо­лезные для истории России». Сообщенные Н. предания о древнерусских князьях Свя­тославе, Мстиславе и Тмутараканском кня­жестве привлекли внимание и другого рус­ского ученого - П. Г. Буткова, который опубликовал статью «Вести черкеса о кня­зьях русских Святославе и Мстиславе» в петербургской газете «Северная пчела» (1850. № 99). Труд Н. продолжает вызывать интерес и в наши дни как источник ценно­го фактического материала, народных ле­генд, зафиксированных только Н., как один из первых опытов исторического сочине­ния в национальной историографии.

Большую ценность представляет и «Грамматика» Н. Она - единственный источник, зафиксировавший формы и звуки кабар­динского языка, существовавшего в пер­вой половине XIX в., а также слова, ставшие архаизмами. Этот труд Н,, дающий возможность проследить историческое развитие кабардинского языка за прошед­шие столетия, служащий важным и неза­менимым подспорьем для ученых-кавка­зоведов и, прежде всего, лингвистов.

Научная деятельность Н. сочеталась с литературным творчеством. Талант Н.- ху­дожника слова - проявился в создании сво­ей оригинальной поэзии, переводах с дру­гих языков - арабского, турецкого и рус­ского; поэтическая натура ученого наложила печать на его труды. Поэтическое насле­дие просветителя утеряно, за исключени­ем одного стихотворения-здравицы, сочи­ненной им в честь творческого сотрудни­чества с академиком А. Шегреном.

О поэтическом творчестве Н. писал С. Д. Нечаев: «Он сочиняет иногда неболь­шие поэмы, которые не может распростра­нить между соотечественниками иначе как через изустное предание и медленное за­учивание на память» (Отрывки... С. 36). Здесь же он упоминает о нем как о пере­водчике. «Ногмов по издании азбуки хо­тел заняться переводами с арабского раз­ных нравственных книг для чтения». (Там же). Об этом свидетельствует и А. Шегрен: «Песня еще и теперь в большом почете у черкесов, а Ногмов - сам страстный поэт, так что он занимается у меня большей ча­стью стихами, отчасти собственного про­изведения, отчасти переводами с русского». (Предисловие... С. 11). Ад. Берже также писал, что «Ногмов в Петербурге занимал­ся переводами с арабского языка на рус­ский». Он же свидетельствует о встрече Н. с А. С. Пушкиным и их творческом об­щении: «Рассказывают еще некоторые ка­бардинцы, лично знавшие его, что он позна­комился с Пушкиным во время бытности его в Пятигорске, что Ногмов содейство­вал поэту в собрании местных народных преданий и что поэт в свою очередь ис­правлял Ногмову перевод песен с адыхейского языка на русский». (Предисловие... С. 11).

Поэтический талант Н. сказался на прин­ципах отбора им фольклорных произведе­ний для «Истории адыхейского народа», среди которых преимущество отдавалось не только богатый по содержанию, но и по силе художественной выразительнос­ти текстам, а также на предисловиях к «Ис­тории адыхейского народа» и «Граммати­ки», являющихся яркими образцами худо­жественной публицистики.

Н. был истинным патриотом своего на­рода. Понимание им значения просвеще­ния, распространения научных знаний, чему он посвятил всю свою жизнь, в об­разной форме сформулировано в преди­словии к «Грамматике». «С огорчением дол­жен признаться,- пишет он,- что соотече­ственники мои до сих пор не только не имеют никакой письменности, даже никакой грамоты; при начатии труда моего сер­дечное убеждение говорило мне, что придет время, когда в душе грубого горца вспыхнет чудное чувство - светильник жизни - любовь к знанию, ударит и для нас, когда мы все примемся за грамоту, книги и письмо. Для этого-то времени и доставлен этот труд, труд многих лет; забытый, быть может, преображенный, он некогда пробудит благодарное воспоминание потомства учащегося. То же убеждение, которое в 30 лет дало мне силы и реши­мость учиться русскому языку, дабы хоть несколько понятно выразить мои мысли, которое поддерживало меня до конца за-1иматься небывалым делом, говорило мне, (то недолго осталось до сего счастливого времени. Я не доживу, не увижу, быть может, этой сладкой минуты, когда родина моя оставит все то, что отделяет ее от людей просвещенных, когда обратится она к добру и познанию! О! Тогда как много душа моя почувствует сладостных ощущений!... 1 сделал сколько мог и старался сделать ;коль возможно лучше. Молю Провидение i единого Бога, чтобы явился мне после-1ователь в любви к родному языку...».

*  *  *

Соч.: История адыхейского народа, со­ставленная по преданиям кабардинцев Шорой Бекмурзиным Ногмовым. Напеча­тано с подлинной, исправленной рукопи­си и дополнено предисловием автора, примечаниями и приложениями Ад. Берже. Тифлис, 1861; История адыхейского народа, составленная по преданиям ка­бардинцев Шорой Бекмурзиным Ногмо­вым, дополненная предисловием и ис­правленная сыном его Ерустам Шорой Бекмурзиным Ногмовым. Пятигорск, 1891; Die Sagen und Liber des Tsherkessen -Volkes des Sanamelt vom Kabardiner Schora Bekmursin Wogmov. Bearbeitet und mit liner Vorrede Verselen fon Adolf Berge. Leipzig, 1866.

Переизд.: История адыхейского народа. Введ., прим. и указ. Г. Кокиева. Нальчик, 1947; Тоже! Под ред. Б. Гарданова, Т. Кумыкова, И. Трескова. Нальчик, 1958.; То же. 1958. На каб. языке/ Пер. 3. Кардангушева; Тоже. 1982. Переизд. 1994; Подгот. текста и вступ. ст. Т. Кумыкова; Ногмов Шора. Филологические труды / Исслед. и подг. к печ. Г. Турчанинов. В 2 т. Нальчик, 1956 и 1959.

Лит.: Нечаев С. Отрывки из путевых заме­ток о Юго-Восточной России. М.: Телеграф,
1826. Гл. 1.4. 7. Отд.1; Берже А. Преди­словие // История адыхейского народа.
Ногмов Шора Бекмурзин. Тифлис, 1861; Ш. Б. Ногмов: Сб. документации и ст. к 100-
летию со дня смерти. Нальчик, 1944; Трес­ков И. Светильник жизни. Этюды о Шоре
Ногмове. Нальчик,1966; доп. изд. 1974; Хашхожева Р. Шора Ногмов // Адыгские
просветители XIX - начала XX в. Нальчик, 1993. С. 16-24.

Источник: Институт Гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Нальчик. Издательский центр "Эльфа". 2003 г.