Трансформация традиционной песенной культуры адыгов в условиях функционирования радио (20-30 гг. ХХ в.)
Н.Х. Емыкова (Майкоп)
Трансформация традиционной песенной культуры адыгов в условиях функционирования радио (20-30 гг. ХХ в.)
Проникновение радио в культуру и быт адыгов, а затем и развитие национального художественного вещания изменили традиционные формы функционирования народной музыкальной культуры, в особенности песенного фольклора.
Первые адыгейские радиоконцерты, переданные Краснодарской радиостанцией, по форме и содержанию больше копировали московские «краснокалендарные» концерты. Они строились как монтаж музыкальных номеров и коротких политических комментариев. В программах, приуроченных к праздникам и событиям в общественно-политической жизни области, звучали классические, народные и современные музыкальные произведения в исполнении оркестра Краснодарского музтехникума и самодеятельных исполнителей. Об одном из таких радиоконцертов, посвященном 10-ой годовщине Октябрьской революции и 5-летию образования Адыгейской автономной области, состоявшемся летом 1927 года, вспоминает его участник Меджид Ахеджаков: «Это был незабываемый день! Перед концертом с кратким словом выступил председатель Адыгейского облисполкома Шахан-Гирей Хакурате. Затем поэты Ахмед Хатков, Ибрагим Цей, Ильяс Ашканов и Хаджимет Водождоков прочитали свои стихи. Камерный симфонический оркестр исполнил отрывки из произведений русских композиторов Танеева, Ипполитова-Иванова, а я исполнял современные адыгейские песни в сопровождении рояля. Особенно было интересно выступление представителей народного творчества, выдающихся исполнителей: гармониста Ибрагима Джамирзе из аула Афипсип, исполнителя старинных адыгских исторических песен Умара Ахеджака из аула Псейтук, большого знатока адыгейских сказаний, былей Кушука Усия из того же аула, и музыканта-камылиста из аула Натухай Хаджимоса Хурума». [1, д.1]
Как видим, с самого начала адыгейское радиовещание использовало фольклор, в особенности песенные жанры, в форме своеобразных клише. Аутентичные тексты песен вставлялись в программы передач в живом исполнении, без комментариев и необходимых в таких случаях художественных обрамлений авторов радиопередач. Предназначенные для слушания песни, подобные «Песне о Хатхе Кочасе», перенесенные в новое пространство – радио, адыгской аудиторией воспринималось с легкостью и естественным образом. Радио не разрушало традиционную установку на слуховое восприятие фольклора, напротив, оно поддерживало и развивало интерес к устному слову, а через него и ко всему новому. Но такое приспособление адыгской песни к радио было сопряжено с определенными трудностями. Во-первых, по своему содержанию и манере исполнения они мало соответствовали тематике и настроению праздничных радиоконцертов, во вторых, вырванные из своего контекста, хачещевого пространства, и исполненные не по случаю, к которому они предназначались, лишенные пояснительного текста – истории песни и традиционных зачинов, эти народные песни теряли смысл и красоту. Наконец, на фоне европейской и русской классической музыки в сборных концертах они звучали «примитивно», архаично и плохо воспринимались на слух людьми неадыгской национальности.
Таким образом, с одной стороны, новое время требовало новых песен о новых героях, а с другой – новые условия слушания, предоставленные радио и многократное расширение аудитории и изменение его состава (появление среди слушателей людей, не знакомых с адыгской культурой), усложняли проблему приспособления адыгской народной песни к новому техническому средству – радио. У организаторов радиовещания на адыгских языках не было необходимых условий для решения этой проблемы, так как им приходилось заполнять ежедневно эфирное время национальным музыкальным материалом. К выше названным сложностям следует причислить следующее: в те годы еще не существовало возможности записи звука на магнитную пленку. Передачу в эфир музыкальных произведений каждый раз приходилось производить «в живую» исполнители, как известно, в основном жили не в городе – Краснодаре или Нальчике, а в аулах и селениях откуда их доставляли на лошадях.
В этих условиях местным работникам радио не оставалось ничего другого, как самим искать выход из ситуации - активно создавать репертуар радиоконцертов, воспитывать кадры, а следовательно формировать вкусы, диктовать моду.
Исходя из всего этого в радиоконцерты и другие передачи в качестве национальной музыки большей частью включались танцевальные мелодии и инструментальные наигрыши, исполняемые на гармошке, а иногда на камыле и на шычепшине. Адыгские танцевальные мелодии, исполняемые на гармошке, были зажигательны, оптимистичны и задорны по звучанию и как нельзя лучше соответсвовали содержанию и настроению нового времени и радиопередачам, отражающим его. Так, газета «Колхозное знамя» писала: «Когда лучший гармонист Адыгеи Исхак Бахов мастерски исполняет у микрофона национальный танец «каракамыл», его внимательно слушают во всех уголках Адыгеи. Под музыку Бахова в адыгейских аулах колхозные парни и девушки идут в пляску, песни исполняемые им по радио, подхватываются в каждой колхозной хате» [2, 18 янв.].
Такую же закономерность – доминирование инструментальной музыки в адыгской дискографии – отметила и музыковед А.К.Соколова: «Наверное, это было связано с тем, что восприятие инструментальной музыки людьми не адыгской национальности было легче, чем восприятие песен на незнакомом языке в особом мелодическом метроритмическом складе. Не последнюю роль в этом сыграло и то, что организаторами и техническими исполнителями записей на пластинку были не адыги. Однако преимущество записей инструментальной музыки было во многом и показателем доминирующей роли этого жанра в духовной культуре народа в период геноцида адыгов и советского этапа жизни. Жанры гыбзэ и исторической песни о героических мужах исчезли с молчаливого запрета власть придержащих».[7, 6].
Таким образом, радио (как и грамзапись), отдавая предпочтение одним жанрам адыгской музыки и игнорируя другие, способствовало тому, что инструментальная музыка, в частности танцевальные мелодии, исполняемые на гармошке, стала доминирующим и самым популярным жанром современной адыгейской музыкальной культуры, а народная песня со всей своей сложной формой, с несоответствующим новому времени содержанием и своеобразной, неброской манерой исполнения стала постепенно отодвигаться на второй план.
Адаптация адыгской народной песни к звучанию по радио происходила с определенными трудностями и в несколько этапов. И если рассматривать все изменения, происходившие с фольклором адыгов в конце 20-х начале 30-х годов, с точки зрения участия в них и непосредственного влияния на них нового технического средства – радио, то многие стороны этого процесса проявляются более полно и выпукло. Так, рассуждая о судьбе народного песенного творчества в то переломное время, З.М. Налоев пишет, что адыги имели «много замечательных песен – обрядовых, трудовых, героических, бытовых, социальных. Были эпические, были героические. Но все они были о прошлом, а о современности песен не хватало. Новые песни, продолжая старые традиции, оплакивали погибших, сетовали на горестную судьбу, жаловались на любовные неудачи, высмеивали тунеядцев и жуликов… Они были нужны людям и были прекрасны. Однако новая действительность требовала песен о советских героях, о социалистических преобразованиях – словом, необходимы были песни с советским содержанием». [6, 240].
К созданию «советского» фольклора были привлечены старые профессионалы, известные в Адыгее и Кабарде песнотворцы – джегуако, которые, отвечая требованиям времени, создавали песни о новых героях революции и гражданской войны, коллективизации, вождях Коммунистической партии и т.д. Такими были песни о новой жизни Цуга Теучежа, Нешукая Уджуху и Ахмета Ашинова из аула Габукай, Амирзана Гиша из Кунчукохабля величальные песни кабардинского джегуако Амирхана Хавпачева о Серго Орджоникидзе, о Бетале Калмыкове, о красном комиссаре Сагиде Уначеве, песни-плачи другого кабардинского песнотворца Кильчуко Сижажева о героях гражданской войны («Пщыук1хэ я гъыбзэ») и другие. Эти песни не однократно передавались по радио в исполнении авторов, и это подтверждало их статус официального, «советского» фольклора. Но такое песнетворчество народное по форме и социалистическое по содержанию, несмотря на многократное звучание по радио и официальную поддержку, оказалось не продуктивным и не долговечным. Как пишет Р.Б. Унарокова, «эти песни быстро ушли из живого фольклора, оставшись лишь книжными вариантами». [9, 147]. В одном только сборнике «Адыгский советский фольклор», составленном С.Ш. Аутлевой, опубликованы 104 песни и устно-поэтических произведений, принадлежащих народным сказителям и песнетворцам.
Значительную часть «советского» музыкального фольклора того времени составляли песни, которые благодаря новым текстам на актуальные темы, получили второе рождение. В традиции песенного творчества адыгов полюбившимся старинным мелодиям сочинялись новые тексты, и народные певцы умело пользовались этим методом «новой редакции» давно известных песен. «Одним из объяснений этого явления в музыкальном творчестве народа, - по предположению А.М. Тлехуча, - может служить то, что народные певцы, чтобы немедленно отозваться на значительное событие, создавали текст, связанный с этим событием, на известную мелодию. Видимо, это ускоряло повсеместное, всенародное распространение новой вести. То есть, средства массовой информации, которых у адыгов в прошлом не было, заменяла песня» [8, 399]. Таким образом при появлении радио – мощного средства распространения информации и музыки – именно эта форма песнетворчества оказалась наиболее востребованной и способной быстро утолить «огромную жажду ко всему новому». Но в использовании этого метода была одна особенность, впоследствии ставшая приметой времени, – авторами текстов чаще становились профессиональные поэты, литераторы, реже – народные песнетворцы-джегуако. Так родилась песня «Косынкэ плъыжь» (Красная косынка).
Авторство текста другой популярной песни тех лет «Хым зэпырадзыжьыгъэхэм ятхьаусых» (Жалобы выброшенных за море) также приписывается Ахмеду Хаткову. Она исполнялась на мелодию известной народной песни «Си Аюб» (Мой Аюб). В ней на свою горькую судьбу сетует хозяин земли, которого «за море выбросили те, кого он заставлял работать»; хозяин мельницы, чья «огненная мельница на рассвете ревела», а теперь «на дне моря реветь ее оставили», офицер «с золотыми погонами, выброшенный советским законом за море» [9, д. 12].
Условия исполнения и расчет на массовую аудиторию требовали от песни простоты, четкости, общедоступности, выразительности и лаконизма. Всем этим критериям соответствовали упомянутые выше и многие другие песни, заложившие основу новому жанру адыгской советской массовой песни.
В создании советской песенной культуры участвовали и профессиональные русские композиторы, которые вместе с адыгскими поэтами создавали новые песни. «Товарищем Преображенским написано несколько музыкальных произведений – писала газета «Колхозное знамя», – которые благодаря их близости к народной музыке, распеваются в каждом ауле. К числу таких произведений относится «Марш допризывников 1912 года», ставший любимой песней адыгской молодежи. Становится популярным и его марш «Комсомол рапортует». [2, 24 сент.].
Эти и другие песни неоднократно звучали по радио в исполнении хора и, благодаря такому массированному распространению, становились известными и популярными. Так, например, песни А.М. Авраамова на слова кабардинского поэта Али Шогенцукова, воспевавшие созидательный труд молодой республики: «Лина - трактористка», «Песни о колхозе», «Стахановская», «Накулен», «Хамид» и другие, звучавшие по кабардинскому радио, по словам В.К. Кодзокова, «были восприняты народом как родные» [5, 127].
В процессе создания адыгской советской массовой песни участвовали и народные песнетворцы. Они подхватили тон и настроение, заданное профессиональными поэтами.
В Кабарде, как пишет З.М. Налоев, «в 30-е годы, наряду с Кильчуко Сижажевым, Индрисом Кажаровым, Тутой Борукоевым, Али Шогенцуковым, Амирхан Хавпачев становится одним из создателей кабардинской советской песни, несущей в народ великие идеи новой эпохи. Его песни о колхозной жизни, о псыгансуовском парторге, запечатлевшие трудовой энтузиазм тех лет, пользовались огромной популярностью – их распевали на праздничных демонстрациях и митингах, на полевых станах и домашних вечеринках. Пели на миру, пели для себя» [6, 241].
Радио не только распространяло новую песню, не только передавало для слушания, оно еще учило и работало «песенным всеобучем». В адыгейской газете «Колхоз бракъ» («Колхозное знамя» мы нашли свидетельство этому утверждению. В ней печатались тексты детских и пионерских песен Шабана Кубова «Барабанау» («Барабанщик»), «Лъэрычъ» (Коньки), «Еджэным егугъу» (Будь прилежным учеником) [2; 10 фев.] и другие, чтобы учащиеся могли выучить слова, а мелодии этих песен передавались потом по радио, в заранее объявленное время.
Перед организаторами национального вещания по-прежнему стояла сложная задача адаптировать традиционную народную песню, неразрывно связанную с душой и историей адыгов, к новому техническому средству, сделать ее соответствующей звучанию и настроению нового времени, а значит, доступной широким массам. По сути, мощный инокультурный фон, на котором теперь существовала песенная культура адыгов, диктовал свои условия, и насколько она (песенная культура) могла приспособиться, модифицироваться, чтобы найти свою нишу, зависела ее дальнейшая судьба. Этот процесс требовал привлечения огромных творческих сил, подготовки новых кадров, длительного времени и не был под силу только организаторам радиовещания на адыгских языках.
По-настоящему адаптация традиционной народной песни к звучанию по радио, ее музыкальная обработка и профессиональное исполнение стали возможны только после того, как с конца 20-х годов фольклор адыгов по инициативе научно-исследовательских институтов Адыгеи и Кабардино-Балкарии стал систематически собираться. На помощь местным силам были командированы московские и ростовские опытные музыковеды, композиторы, такие как В.Г. Мессман, М.Ф. Гнесин, А.М. Авраамов, А.Ф. Гребнев, А.П. Митрофанов и другие. Музыкально-этнографические экспедиции, в которых вместе с известными советскими композиторами работали адыгские поэты и писатели Ибрагим Цей, Тембот Керашев, Али Шогенцуков и другие, собрали и записали несколько тысяч адыгских песен и наигрышей. Часть из них была опубликована в 1941 году в книгах Т.М. Керашева «Адыгэ орэдыжъхэр», и А.Ф. Гребнева «Адыгские (черкесские) народные песни и мелодии». После знакомства с песенной культурой адыгов композитор М.Ф. Гнесин писал в журнале «Народное творчество»: «Музыкальное творчество черкесов очень многогранно и ярко. Оно производит впечатление уцелевших остатков довольно высокой музыкальной культуры, длительно находившейся в состоянии захирения и лишь теперь возрождающейся и обещающей вырасти в крупное художественное явление» [3, 30].
Композиторы из Москвы и Ростова не только собирали фольклор и переводили на ноты, они еще были призваны заложить основы профессиональной музыкальной культуры. Они обрабатывали для оркестра адыгские народные песни, а некоторые из них, как например А.М. Авраамов, делали обработки старинных народных песен для хора, а также для ансамбля песен и пляски (такие ансамбли были созданы в 1936-37гг. в Адыгее и Кабардино-Балкарии).
Значительную часть репертуара кабардинского ансамбля в то время составляли обработки старинных народных песен, сделанные поэтом Алием Шогенцуковым и композитором Арсением Авраамовым. Наиболее удачными получились «Песня об Айдемиркане», «Песня рабов» и «Озов Мурат». О работе А.М. Авраамова над адыгской песней певец, Заслуженный артист КБАССР Владимир Кодзоков писал: «Бережно обрабатывая народные песни, он прибегал при этом лишь к тем элементам, которые были заложены в первоисточнике. Не теряя ладовых, ритмических особенностей народной песни, Авраамов сумел найти новые обороты мелодии, гармонии и другие средства, которые звучали предельно ярко и доходчиво. Композитор создавал свои хоровые произведения, используя прием строения «гыбзы» - «песни-плача», «песни-былины», в которой солист вел главную мелодию на фундаменте устойчивых, протяжных басовых звуков мужского хора. Получалось своеобразное двухголосие, где верхний голос пел с текстом, и одноголосный хор – ниже ноты на гласные «а» или «о», иногда припевая слоги «ори-ра», «о-ри-ра-ри». Все это звучало очень ново в начале работы хора, многим, бесспорно, в то время казалось необычным и даже «искажающим» народные традиции и стиль. Однако песни в обработке Аврамова постепенно завоевали любовь и признание слушателей и приводили к пониманию того нового в музыкальном искусстве, что обогащало народные песни (многогосие, лады, гармоническое обогащение и т.д.)» [4, 19].
Таким образом, обработки адыгских народных песен, сделанные московскими композиторами и многократно передававшиеся по радио, изменили их традиционное исполнение, выводя на первый план мелодию, музыкальное сопровождение, в ущерб содержанию текстов и их информационной насыщенности, как это изначально было заложено в традиции. Это обстоятельство позволяло редактировать тексты известных народных песен, сокращать их, чтобы звучание не превышало трех минут, положенных для исполнения любой песни по радио, оно также давало возможность исполнителю демонстрировать свои голосовые данные, игнорируя четкость произношения слов, несущих большую смысловую нагрузку. Однако, несмотря на все издержки, этот путь адаптации адыгской старинной песни к звучанию по радио стал наиболее продуктивным, вероятно, за счет соответствия критериям, продиктованным иннокультурным фоном, на котором ей предстояло существовать. Впоследствии это направление получило продолжение в творчестве И.В. Святловской (Адыгея), Т.К. Шейблером (Кабарда). Параметр радийности народной песни по сей день является основой как профессиональной музыки, так и народной, исполняемой самодеятельными коллективами. Для примера можно указать на репертуары ансамблей народной песни «Исламей» «Нарт», «Ащамэз».
Итак, в 30-х годах обработанная народная песня доминировала в программах радио, однако организаторы национального вещания не оставляли попыток сохранить и утвердить ее традиционное звучание в своих программах. К микрофону изредка приглашались народные певцы – носители традиционного песнопения. Кроме того, в Нальчике в конце 30-х годов при радиокомитете был организован небольшой ансамбль стариков, исполнявший народные песни в традиционной форме, без профессиональной обработки. Руководил этим ансамблем и готовил с ним радиопередачи все тот же Арсений Михайлович Авраамов. На первый взгляд, это может показаться странным, что профессиональный композитор, сделавший столько интересных обработок адыгских народных песен, обратился вновь к их традиционному архаичному исполнению. Как талантливый человек, высокообразованный музыкант, фольклорист, один из первых в стране оценивший технические возможности радио в развитии музыкального искусства, он первым понял, что в новых условиях традиционная народная песня может сохраниться и получить второе рождение только в содружестве с новым техническим средством распространения. И не случайно этот ансамбль был создан при радиокомитете, хотя параллельно функционировал Государственный ансамбль песни и пляски, у которого были другие задачи. А.М. Авраамов как никто другой понимал, что только небольшой ансамбль, выступающий не на сцене, а в студии, у микрофона, способен хотя бы частично воссоздать хачещевое пространство, необходимое для исполнения адыгской народной песни, в котором полноправным участником являлся бы слушатель. И это ему удалось. «Основной творческой задачей ансамбля, - как отмечает В.К. Кодзоков, - было исполнение кабардинских народных песен в первозданном виде, что имело огромную силу воздействия на людей. Произведения, исполнявшиеся ансамблем стариков, пользовались большим успехом у слушателей. В его концертах постоянное участие принимали большой знаток и сочинитель песен Амирхан Хавпачев, а вместе с ним Кильчуко Сижажев, Маша Назаров, Кру Тхагалегов, Мамиша Казиев, Асхад Шогенов» [4, 21].
Сохранилась историческая фотография ансамбля стариков при кабардинском радио, сделанная в 1938 году. На ней запечатлены К. Сижажев с камылем, М. Казиев с адыгской арфой (пщынэт1аркъу), А. Шогенов с шичепщином и еще двое с трещетками.
Старания этого ансамбля сохранить на радио адыгскую народную песню в традиционной форме не прошли даром. Его творчество и опыт стал тонкой связующей нитью между прошлым и будущим. Некоторые из участников ансамбля, как Амирхан Хавпачев, дожили до 50-х годов, когда появилась возможность фиксации звука на магнитную пленку, и в записи донесли до последующих поколений традиционное исполнение, дух и красоту древнего песенного творчества адыгов.
Итак, исследование фактов и материалов, свидетельствующих о сложности первого этапа становления и развития адыгского музыкального радиовещания, и анализ процесса соприкосновения нового технического средства распространения с традиционной песенной культурой адыгов, с музыкальным фольклором, позволили сделать вывод о том, что под влиянием радио основательно изменилось музыкальное пространство адыгов. Многие опыты адаптации песенной культуры к инокультурному фону посредством радио получили продолжение и стали основополагающими в последующие годы.
Библиографический список: 1. Архив Центра адыговедения АГУ (ЦА/АГУ), П. 4, д. 1. Воспоминания М. Ахеджакова. Записаны нами в 1987 г. 2. Газета «Колхоз бракъ» (Колхозное знамя) – 1934, 10 февраля; 1935, 24 сентября; 1936, 18 января. 3. Гнесин М.Ф. Черкесские песни // Народное творчество. – 1937, № 12. – С. 30. 4. Кодзоков В.К. Певцы земли родной. – Нальчик, 1992. – С. 18-19. 5. Кодзоков В.К. По следам старой фотографии // Советская музыка. – 1988, № 3. – С. 127. 6. Налоев З.М. Песнетворец из пахарей // Этюды по истории культуры адыгов. – Нальчик, 1985. – С. 240-241. 7. Соколова А. Дискография – это не только пластинки // Эхо (Джэрпэджэжь) – 1993, № 7. – С. 6. 8. Тлехуч А.М. Истоки и особенности развития адыгейской музыкальной культуры // Культура и быт адыгов. – Майкоп, 1991. – С. 399. 9. Унарокова Р.Б. Песенная культура адыгов.– М., 2004. – С. 147. 10. Фонотека ЦА/АГУ. К. 164, д.12. Звукозапись Р.Б. Унароковой в 1980 г. с голоса С.Т. Тлесток (а. Афипсип, 1920 г.р.).
